Кто-то, может, мыслит, что крупная грудь - это здорово... Да хорошо, почти все так мыслят. Неподражаемо те, у кого ее нет. В том числе мужчины.

Ну и пусть бы размышляли, так нет, они к тому же разговаривают... И глядят, глядят, глядят... Неподражаемо забавно, что и дамы тоже. Я мыслила, может, лишь меня это тревожит. Нет... У моей подруги та же... не то чтоб неувязка, но время от времени достает жутко. Один-одинешенек разов у нее женщина стребовала: "А они истинные?" "Нет, игрушечные", - не вынесла подруга.

На юге. Быть достойным перед зеркалом. В купальнике. Боже, куда их деть-то? Хорошо, пойду на пляж. Другими словами мы втроем пойдем. Вероятно, я утоплюсь, ежели услышу какое-нибудь излишнее слово. Либо кого-нибудь утоплю.

Ехала я как-то в метро. Сижу, плеер слушаю, засыпаю. Народу самое большее. Нужно мной кто-то нависает. Ну, это нормально. Народу-то самое большее. Почиваю далее. А вот подъезжая к свойской практически окончательной, разумею, что этот кто-то все еще там. Удивительно, размышляю, ведь теснее не совсем только сесть - лечь можнож, все лавочки беглые. Та-ак... Поднимаю глаза. Заслуживает. Глядит. Понятно куда. В вырез майки. Так и захотелось проговорить: "Дядя, выньте близкие глаза из моей майки". Не например. Лишь встала и вышла. Что с него заберешь - дядя. Поглядеть - теснее счастье.

О, волоокая! Грустным взором, крутостью изгибов ты мне подсказываешь тяжелую корову. Иногда настолько кроткая, что мои белоснежные овечки соответственны завидовать твоей невинности. И вдруг ты – дерзостная и озорная – шалишь, забавляешься как поросёнок, либо ретивишься как юная кобылица.

Прости мне эти речи, я итого только обычной мясник и словечек любви не знаю, все-таки слушай же, о драгоценность, что я для тебя поведаю о еде, тот или иной пристало грызть во благо.

Не ешь мясного, луноликая, пока что на небе явлен полный диск ночного солнца. И только лишь иной раз серп Луны в приросте, иди и избирай мясную снедь. Не тронь ту плоть, что смотрится и благоухает богомерзко. Свежайшее только то, что сверху подсыхает, а не сочится жидкостью обильно (купец хитрецкий разморозил его сегодня и за парное выдаёт, позор его сединам!).

Не верь лгунам, что говорят рьяно, как как будто бы "барашек час назад по траве бежал, а мы его – чик-чик – и открыто на шампур". Убоиной экое именуют мясо, и грызть его небезопасно. Необходимо пора, чтоб оно созрело хорошо, и стала бы подходящей в еду плоть.

Парным созревшее зовётся мясо, оно упругое, неотзывчивое, ароматно (хоть правильнее звать его остывшим, коль быстро теплоты в нём не осталось и пар от мяса совсем не идёт). Покупав, укрой его и положи в прохладу, но не главным образом, чем на два дня, а превосходнее немедленно поджарить, в печи запечь, на гриле, на мангале.

В летнюю пору Вы очевидно выглядели посве­жее, чем на данный момент. И тяжба водилось не в косметике, а в загаре! Ровненьком, нежном, прекрасном.